Командировка [litres] - Борис Михайлович Яроцкий

берешь. После иного гада руки хочется вымыть керосином. Он же, подлюка, только что из тюряги, а уже сует «зелененькие». Армяшку помнишь, что у меня банился?

— Как же… Посланец Кавказа.

— «Кавказа»… Послал его немец из Международного валютного. Этому немцу уже мало двадцати процентов патронного. Вот армяшка будто для себя хочет выкупить весь патронный.

— А капитала у него хватит?

— Хватило же у какого-то грузина выкупить контрольный пакет «Уралмаша»?

— Но в России, насколько я понимаю, не продажа, а раздача.

— Согласен, — сказал Славко Тарасович. — У армяшки я не допытывался, откуда у него такие бабки. Тут и ежу понятно. Но патронный, слава богу, дает нам валюту. Благодаря тому, что кругом воюют, мы держимся на плаву.

— Значит, завод не продадите?

— Что ты, Ваня! Только намекну — да меня же через час подвесят за одно место. Патронный нам пригодится для внутреннего пользования. Как выйдет закон о купле-продажи земли, неважно кому, у нас тоже начнут стрелять.

— Друг в друга?

— А что остается? Ты же, Ваня, мудрые книги читаешь. Знаешь, что частная собственность генерирует насилие. Мой батько до сих пор утверждает так: частная собственность — первопричина социального зла, кто сегодня за нее хватается, того уже завтра нужно расстреливать, иначе он послезавтра превратится в зверя.

— И ты с батьком согласен?

От прямого ответа Славко Тарасович увиливать не стал.

— С точки зрения господа бога, — сказал он, — батько мой прав. Богу ничего не надо. Он питается исключительно духовной пищей. Но лично мне, как и миллионам других подобных особей, жить хочется в свое удовольствие. А это возможно, когда ты владелец чего-то весомого. Самое весомое в нашей быстротечной жизни — частная собственность. С ней ты можешь и от грабителя отбиться, и кого-то ограбить. Так что для нас патронный — манна небесная от советской эпохи. Понимаешь, Ваня, предприниматель окреп. Своего за здорово живешь не отдаст. Это не двадцать девятый год. И на верхотуре свои ребята. К тому же почти в любой городишко вкраплены инофирмы. А их рано или поздно предстоит заслонять, говоря высоким слогом, от ярости народной. На всех восставших плебеев у американцев просто войск не хватит, даже если они двинут армии бывшего соцлагеря. Вот они и станут обращаться к нашему окрепшему частному собственнику.

«А мэр не такой уж наивный», — подумал Иван Григорьевич, а вслух произнес:

— А если не станут?

— Хочешь, Ваня, сказать, что у них поблизости уже есть свои хлопцы? Скучают во Львове или еще где?

— Может, и в Прикордонном.

Давая на каждый прямой вопрос прямой ответ, Иван Григорьевич снова терзался мыслью, а не признаться ли ему, что надо искать за фасадом той же «Экотерры»?

Не рискнул. Не признался. Сомнение взяло верх: Славко хоть и школьный товарищ, но он мэр, не исключено, что кормится со столов тех же инофирм. А в природе как: кто кормит, тому и служат.

На прощание Славко Тарасович пообещал:

— Я тебе поставлю телевизор. Сегодня же.

Перед вечером, уже в сумерки, двое дюжих парней внесли в палату большую картонную коробку, вынули из нее новехенький «сони», настроили экран. Киев транслировал фестиваль дружбы. Хлопцы и девчата в украинских национальных костюмах отплясывали «гопака». Вспомнилось недавнее. Анатолий Зосимович, сидя у «ящика», — тогда тоже была передача из Киева и тоже плясали, — вдруг ругнулся матом (с тех пор, как его, лауреата Ленинской премии, сделали безработным, он перешел на мат): — Чем хреновей жизнь, тем усердней пляшут, — сказал озлобленно и переключился на другой канал.

Иван Григорьевич был доволен подарком. Он смотрел все, что показывали. Смотрел и радовался, как в тесной и сырой камере радуется узник крохотному окошку.

Глава 16

Зима в Приднепровье заявила о себе несокрушимым гололедом. Над городом уже давно не висели заводские дымы и потому крыши домов, промытые осенними дождями, отсвечивали белым хрусталем.

Несмотря на тучность, Славко Тарасович довольно ловко вел свою новую на шипованной резине БМВ — подарок немецкой фирмы «УСК» («Украинская сталь Круппа»). Рядом сидела Анастасия Карповна. Он ее подобрал по дороге: шла на роботу в ЗАГС. До ЗАГСа она многие годы возглавляла городской отдел народного образования, но в связи с августовским переворотом в Москве ее вежливо попросили уйти и по настоянию Славка Тарасовича, который приходил на ее место, опытного педагога перевели на ЗАГС.

Вскоре Славко Тарасович вернулся в кресло руководителя города, но уже в качестве наместника президента. Анастасия Карповна осталась на ЗАГСе. ГОНО возглавил пан Багнюк, гражданин Канады. Следом за ним прибыли контейнеры с учебниками, написанными и отпечатанными в Торонто. Директорами школ стали соратники Багнюка, посланцы украинской диаспоры.

С приходом Багнюка на ГОНО русские школы были упразднены. Кто не желал учиться по-украински, вольны были заниматься чем угодно до получения паспорта. Но паспортов тоже не выдавали, так как советские бланки закончились, а на украинские национальные не было денег, чтоб отпечатать. Желающие иметь на руках паспорт нелегально посещали Польшу, и поляки, за валюту, разумеется, делали их полноправными гражданами Украины или же России — кто как желал.

Большинство горожан — русские, но с приездом в Прикордонный пана Багнюка их дети изучали все предметы, включая математику и физику, только по-украински. «Лучшие ученики, — утешал родителей пан Багнюк, — уедут в Канаду. Там со знанием украинской мовы они найдут себе работу». Те родители, которые пытались протестовать, были предупреждены: их дети вообще не будут учиться. Более решительные пытались возвращаться на родину своих предков — в Россию, но и там специалисты оборонки тоже не были нужны.

Не отрывая взгляда от убийственной дороги, Славко Тарасович расспрашивал подругу, как она себя чувствует на конторском поприще.

— Люди ко всему привыкают, — с грустью в голосе отвечала Анастасия Карповна. — Ко всему. Только не к трагедии.

— ЗАГС, милая, это еще не трагедия, — успокоительно заверял мэр. — Работа тихая, спокойная.

— Посидел бы ты, Славко, на моем месте. На восемь смертей регистрирую одно рождение. Пять разводов на одну женитьбу. Так что по чьей-то злой воле мы всем скопом вымираем.

— При чем тут злая воля! — возразил мэр. — Просто нам уже не до любви к ближнему. Я тебе добавлю криминальную статистику. Еще год назад регистрировали одно убийство в сутки, теперь — четыре. Кругом пьянь, наркоманы.

— И это говорит мэр! — не умолчала Анастасия Карповна. — Я удивляюсь, Славко, как тебя еще не убили?

Славко Тарасович весело хохотнул:

— Меня, Настенька, убивать нельзя. Я всем нужен. И тебе вот пригодился.

— Ване, — уточнила она. — У кого же цыганить лекарство, как не у мэра?

— Ага! — выдохнул Славко Тарасович. — С поганой овцы хоть шерсти клок. Верно?